|
Беседы с Dottore Vito
Анорексия
Анне 17 лет. При росте 170 см она весит 38 кг. Скелет, обтянутый сухой, желтоватой кожей. Она сидит рядом с родителями, взгляд отрешенный, как будто происходящее не имеет к ней никакого отношения. Разговор не клеится, Анна отвечает односложно-неопределенно, демонстрируя явное нежелание говорить.
- Вчера приготовила ее любимый салат с говядиной и грецкими орехами, так она на него даже не взглянула, - искренне сокрушается мать.
О том, что такая пища может убить Анну, я говорить не стал, просто прошу родителей оставить нас вдвоем. Мать с отцом, подавленные несчастьем, безропотно выходят в корридор.
- Анна, ты можешь со мной разговаривать?
- Я не хочу обсуждать эту тему ни с кем, - голос у Анны ровный, без эмоций, как будто усталый.
Другого ответа я от нее не ждал.
-Что ты сегодня ела?
- Ничего.
- Как долго ты собираешься не есть?
- Не знаю….
- От чего будет зависеть твое решение?
- Ну… От многих факторов…
- А все же?
- Я не хочу говорить об этом…
- Хочешь, я тебе скажу? – я уверился, что у девочки не онкологическое заболевание или другая тяжелая соматическая патология. Для постановки диагноза анорексия нужен был последний штрих…
Анна только ухмыльнулась в ответ. Ну что ж, хоть какая-то мимика на лице…
- Я скажу тебе причину, и если скаж у правду, ты ответишь на несколько моих вопросов. Согласна?
Девушка неопределенно пожимает плечами.
- Вот и договорились.
Я подхожу к девушке, сажусь напротив.
- Ты считаешь себя уродиной. Толстой уродиной. Ты не нравишься самой себе. Это и есть главная причина. Я прав?
Глаза у Анны наполнились слезами.
- Я прав?!
Она смотрела мимо меня и молчала.
- Когда это все началось у тебя?
…
Впервые Анна начала голодать в 13 лет. Получилось почти случайно: Анна сломала ногу и пришлось лежать в больнице с подвешенными к ноге гирями. Несколько недель девочка провела на больничной койке. Будучи стеснительной, Анна мучительно переживала каждый раз, когда ей приходилось пользоваться судном на виду всей палаты. Решение не есть пришло само собой и казалось простым и логичным. Продукты, в изобилии привозимые из дома, с удовольствием съедались соседкой по палате, детдомовской девочкой Надей - Анна отдавала ей все соки, йогурты, фрукты и бульоны. Родители заметили, что Анна похудела, но легко объяснили этот факт переломом, больницей и излишней впечатлительностью Анны. В общем, если вынужденная голодовка для домашних прошла незаметно, то в школе неожиданное изменение облика Анны произвело маленький фурор: почти все подруги отметили, что она выглядит гораздо лучше, и даже самая симпатичная и доселе не дружившая с Анной Ленка Коростылева, окинув Анну свысока взглядом первой красавицы, обронила:
- Смотри ты - нашей зубрилке больница на пользу пошла! – и, непонятно для чего, прибавила: - Может, мне тоже ногу сломать?
Слова Ленкины запали Анне в подсознание, ведь та, первая красавица, вроде как призналась, что Анна, толстуха и зубрилка, с ней, красавицей, не только сровнялась, но превзошла ее.
Но время шло, Анна поправилась, округлилась, как до больницы. Ничего, кроме учебы, ее, жестко контролируемой матерью, не интересовало, по крайней мере, внешне. И вдруг в одиннадцатом классе она впервые влюбилась! Да в кого! В парня самой Коростылевой! Саша был на пару лет старше, учился в политехе и жил в соседней с Анной парадной, ездил иногда на папиной иномарке и даже не подозревал о существовании Анны. Влюбленность Анны была безответной, бессмысленной и бесперспективной. Но ее это побудило на решение, подобно ранее принятому в больнице: надо похудеть. Вот тогда ее, стройную и красивую, Саша обязательно заметит и сам подойдет… А затем…
Что будет после того, как Саша ее заметит, я не выяснил. Не выяснил, потому что Анна сама этого не додумывала. Ей, в общем-то, этого и не надо было. Болезненное сознание застряло на последовательности Толстая-Похудеть-Красивая-Заметит-Толстая … и вновь по тому же кругу.
Есть хотелось только первые два дня голодания. На третий день о еде Анна почти не думала, а еще через пару дней наступила необыкновенная легкость, никакого чувства голода. Анна с удовольствием наблюдала, как стрелка весов с каждым днем показывет все меньший и меньший вес. Семьдесят два… Шестьдесят восемь … Шестьдесят три… Пятьдесят шесть… Пятьдесят один … Мать впервые заметила, что Анна похудела, когда та потеряла двадцать килограмм.
- Ты не заболела?
- Нет, я на диете.
- С чего это? В школе у тебя все нормально?
- Последние две контрольные на пять…
- Ладно тогда. Только смотри - не увлекайся…
Затем, критически осмотрев стройную фигуру дочери, добавила:
- Тебе так лучше.
Но Анна уже не могла остановиться. По несколько раз в день она критически разглядывала себя в зеркале, и каждый раз вздыхала:
- Нет, нужно еще худеть.
Она забыла, зачем начала голодать, забыла о Саше и Ленке, все внимание сосредоточив на своем, как ей казалось, избыточном весе.
Первой тревогу забила мать. Просматривая дневник дочери, с ужасом увидела три тройки за последнюю неделю.
- Что случилось? Откуда эти тройки? - закричала, швырнув дневник на стол, уставясь в безучастную дочь.
И вдруг увидела то, что ее испугало больше троек: пожелтевшую, старушечью кожу, безучастный взгляд, худые, без жиринки руки…
- Раздевайся! - скомандовала.
Анна покорно сняла с себя одежду. Мать побледнела от представившейся ей картины. Мозг работал с утроенной силой и ее внезапно осенило:
- Когда ты ела последний раз?
- Не помню… Наверное, месяц назад..
- Ты с ума сошла! Я тебя сейчвс накормлю! Так нельзя!
- Я не буду есть, мама, - Анна сказала это спокойно, без эмоций, но так, что мать, наконец, по настоящему испугалась.
- Одевайся, - произнесла одними губами, а сама, побледневшая, пошла в свою комнату, звонить мужу, который вечно приходил поздно с работы, искать врача…
…
Все это я узнал позже, после того как Анну госпитализировали и начали медленно кормить. Без госпитализации столь тяжелый случай анорексии победить трудно, и я позвонил знакомому педиатру, занимающемуся этой проблемой. Анна уехала в больницу прямо с моего кабинета Я встречался с Анной несколько раз, и, разговорив однажды, узнал о ней то, что должен был узнать. Строгая, деспотичная мать, замотанный и равнодушный к делам дочери отец, озабоченный зарабатыванием денег, внутреннее одиночество девочки, имеющей любую вещь, какую пожелает, но не имеющей возможности нормального общения со сверстниками, не говоря уж о танцах, дискотеках и прочих подростковых вольностях - все это сформировало патологическую задавленность собственной сексуальности, когда тело становится одновременно объектом уничижения и объектом преклонения, одним словом, анорексию.
В тот раз я помог Анне, разговаривал долго с родителями, пытаясь изменить их отношение к дочери. Она уходила с последней нашей встречи и даже улыбнулась мне на прощанье. Что с ней стало после, я не знаю. Это и не удивительно – к врачу не приходят, когда все хорошо…
|